– Как восприняли обмен в «Чикаго»? И правда ли, что перед тем вы сняли запрет на обмены, который был у вас в контракте с «Ванкувером», а клуб официально дал добро на контакты с другими командами?

– После окончания прошлого сезона я уже понимал, что будет происходить, и готовился к этому. Так что ни шока, ни сюрприза, ни холодного душа, ни расстройства в этом для меня не было вообще никакого. Ты же чувствуешь, что происходит. И меня, скорее, волновали организационные моменты, связанные с переездом. Но опять же этот процесс поставлен на поток – не я первый, не я последний.

У меня не было полного запрета на обмены, а был ряд команд, куда нельзя менять без моего согласия. Этот список каждый год перед сезоном обновляется, и я не знал, когда это обновление произойдет. Но в любом случае от меня мало что зависело – все равно договариваются клубы. И обмен мог произойти как в июне, так и в октябре. Но случился перед драфтом.

– Генеральный менеджер «Ванкувера» Патрик Алльвин после него сказал: «Я еще не видел парня, который настолько усердно работает над своей игрой, чтобы стать лучше. Он хороший хоккеист. Так жаль, когда кто-то теряет уверенность в себе, что произошло с Ильей». Это искренне?

– Надеюсь. Отношения с Патриком хорошие, никаких вопросов. Он мне позвонил сразу же после официального объявления обмена, сам все сказал. Повторяю: ни на кого зла не держу, все понимаю. Если уж Гретцки поменяли, то это может произойти вообще с каждым.

– А почему вы не видели для себя возможности возродиться в «Ванкувере»?

– Словами это передать тяжело. Но ты чувствуешь, куда идет команда, как к тебе относится тренер – надеется на тебя или нет. Доверия к себе я не чувствовал. Понимаю, почему это происходило, и ни в коем случае никого не обвиняю. Я же играю, а не тренер или еще кто-то. В любом случае это уже в прошлом, и ворошить его не хочется.

Источник: «СЭ»